Армен Григорян, лидер группы «Крематорий»: «Я же не такой дурак, чтобы праздновать приближение смерти»

Армен Григорян – человек с энергетикой ласковой бетонной плиты. Атмосфера неколебимого спокойствия, окружавшая его, буквально вжала меня в стену. Секундой позже начинаешь замечать, как подзаряжаешься от этого человека-скалы и проникаешься его уверенностью. Неудивительно, что после концерта публика выходит из зала, как заново родившись, в противовес похоронному названию группы.

– Армен, вы считаете себя обаятельным человеком?

– Не задумывался. По поводу своей внешности, по крайней мере, никогда не грузился. Не пытался кому-то понравиться. Для меня достаточен тот круг общения, который сложился за долгие годы, где уже давным-давно никому не нужно что-то доказывать.

– Вашей группе исполняется 27 лет. Цели вашего творчества изменились?

– Мы о целях не задумывались сначала. В карточной игре сначала хочешь выиграть, а потом увлекаешься процессом. Так и в творчестве. Создание музыки – сам по себе очень интересный процесс. Мы были молоды, нам было интересно играть. Сначала, возможно, хотели кого-то напугать, соригинальничать, поэтому назвали группу «Крематорий». А вообще, искали свободы. Когда государство пытается всеми способами подчинить личность, ущемить ее свободу, необходимо бороться, оставаться собой, как это ни банально было. В советском пространстве это ощущалось как нигде. Поэтому мы были счастливы, что можем самовыражаться. У нас никогда не было начальников, мы не пытались с кем-то заигрывать, подстраиваться. Даже сейчас ведем закрытый образ жизни. Сейчас цели, наверное, изменились. Оноре де Бальзак в «Человеческой комедии» изобразил около 300 человеческих типов. Мы тоже пытаемся создавать образы героев нашего времени, на сцене мы рисуем образы персонажей, в которых зритель может узнать себя. Мы ставим перед зрителем зеркало, пытаясь уместить на маленькой сцене большой мир.

– Уже не первое поколение поклонников ходит на ваши концерты. Как вы относитесь к тому, что публика «помолодела»?

– Мне приятно, что меня слушают люди разных возрастов. Для нас публика делится в основном на две части: те, кто знали нас до альбома «Амстердам», и кто появился после. Новая волна слушателей выделяется на концертах тем, что очень громко поют песни из «Амстердама» и в целом более свободны и открыты. Потому что группа решила попробовать новый путь с записью последнего альбома, новые аранжировки. И с его появлением у нас появилась и новая молодая публика. Интересно узнавать, что для них трактовка многих песен совершенно другая, чем для наших прежних поклонников. Узнать, как песня так преобразуется в сознании слушателя, что приобретает совершенно новый смысл.

– Как вы узнаете о восприятии песен вашими слушателями?

– Ну я же общаюсь с поклонниками. У нас на официальном сайте есть электронная почта. По два-три письма в день обязательно приходит. Есть очень интересные. Я стараюсь отвечать. Оттуда я узнаю, как люди воспринимают нашу музыку.

– Как вы используете возможности Интернета?

– Лично я? Да кроме почты практически никак. Еще новости читаю. По телевизору их смотреть бесполезно, в Интернете больше объективности. Когда просто сижу за компьютером – играю в карты. В плане общения я этот ящик железный никак не использую. Считаю что Интернет – это костыли, в Интернете человек может все, а при личной встрече оказывается несостоятелен. Двух слов связать не может. У нашей группы, кроме официального сайта, вроде, есть аккаунт где-то на фейсбуке. Но я этим не занимаюсь, поэтому даже не знаю точно.

– Часто говорят, что у вас мрачные тексты. В вас больше оптимизма или пессимизма?

– Искренности. Стараюсь воспринимать жизнь такой, какая она есть. Когда раньше пьянствовал, все время носил «розовые очки». Все казалось проще и несерьезней. Когда бросил пить и курить – «розовые очки» упали с глаз и теперь я стараюсь быть объективным. Например, воспринимать тот же самый Амстердам не через улицы красных фонарей и кофешопы, а через Рембрандта и Ван Гога. На сцене я стараюсь быть рассказчиком, раскрыть перед слушателем этот мир, сломать барьеры, которые стоят между ним и реальностью. Сделать его свободным в обществе, которое пытается нами манипулировать. Через музыку это делать проще. Важно, чтобы у человека в сознании возникали какие-то картины, образы, и выходя из зала, он чувствовал духовный подъем. Эти картины важнее, чем я как художник. Пресс-конференции не нужны. Все, что я хочу сказать, я говорю через музыку.

– Сейчас много говорят о легализации марихуаны в России. Как вы относитесь к этому?

– Это не для нашего менталитета. Когда я был в Голландии, мне не попадалось там агрессивных людей. В городе везде каналы, у них нет оград, но никто не падает. В России, к сожалению, я часто наблюдаю дегенеративные физиономии с полным отсутствием лобной кости, как у гориллы. В таких людях больше агрессии, чем чего-либо другого. Если они будут курить коноплю, а потом зальют все это водкой, это ничем хорошим не кончится. Точно так же, в России нельзя разрешать всем оружие для личной защиты, потому что оно будет использовано для нападения. Чтобы в стране был достигнут какой-то определенный уровень свободы, сначала должен быть достигнут соответствующий уровень культуры. Пропагандируйте лучше культуру потребления алкогольных напитков, культурное питие.

– Для кого-то музыка – хобби, для вас это работа. А как вы отдыхаете?

– Читаю, в карты играю. Люблю посиделки с хорошими напитками и добрыми теплыми женщинами.

– Что вас вдохновляет?

– Вот смотрю на вас – и вдохновляюсь (Улыбается.). Красота. Созерцание прекрасного. Я стараюсь ограничивать свое жизненное пространство, чтобы не засорять мозги. У меня есть для этого любимые места в мире, в которых я люблю бывать. Винная плантация в Сан-Карлос (Калифорния), которую мне подарил друг. У меня есть хороший приятель Дима, который уехал в Калифорнию уже 20 лет назад. Он дважды пытался повеситься, потому что у него не складывалась там жизнь – Дима художник, но работал на бензоколонке. А потом освоил веб-дизайн, делал сайты Майклу Джексону, Мадонне и даже Биллу Клинтону, о чем у него дома висит наградная грамота. Он живет сейчас в Сан-Карлосе в огромном доме. Ему там скучно, ему там выпить не с кем. И он купил мне небольшое поместье, оно приносит всего 30 тысяч долларов в год прибыли. И я не знаю, что с этим делать. Потому что жить там я не смогу. Но там есть вино. Недалеко живет, по-моему, Стинг, а через два участка – Фрэнсис Форд Коппола. Так что соседи у меня очень теплые будут. У нас там кооператив, мы сдаем оптовику свой виноград, при реализации его имеем дивиденды. Я меньше всех получаю, так как не имею вида на жительство. Получается очень хорошее вино, которое я часто привожу своим друзьям. То, что продается в России под маркой калифорнийских вин – это уксус по сравнению с тем, что я привожу. Вилла в Армении тоже очень меня вдохновляет. Московская квартира, которую я сам обставил в средневековом стиле. Конечно же, моя семья. Я «воскресный папа», но тем больше радости проводить время со своими детьми, очень люблю куда-нибудь выезжать на отдых вместе.

– Скоро вам исполняется 50 лет, вашей группе 27. Как будете отмечать?

– Каждый раз, когда мне задают этот вопрос, я вспоминаю, как отвечал на него Марк Твен: «Я же не такой дурак, чтобы праздновать приближение собственной смерти». Поэтому – никак. Я не чувствую себя на 50.