Девять и одна. Как массово погибли пациенты в больнице Ростова и почему за «кислородный скандал» никто не ответил

Девять человек погибли в ростовской горбольнице № 20, когда во всем учреждении пропал жизненно важный кислород. Еще одна жертва — утром, когда была первая пауза в его подаче. А час его отсутствия обернулся самой громкой ковидной трагедией в России. Пять лет назад — в октябре 2020-го — ее отрицали и пытались скрыть, фальсифицировали истории болезней погибших; в знак протеста массово увольнялись лучшие реаниматологи города. Спустя два года, ровно в годовщину трагедии, суд официально закрыл дело. Никто не понес наказания. Родственникам не заплатили компенсаций. Им не высказали соболезнований, перед ними даже не извинились. Спецкор 161.RU Ирина Бабичева вспоминает трагедию крупнейшего ковидного госпиталя Ростова, которую прозвали «кислородный скандал».

11 октября 2020 года кислород пропал дважды. Утром, во время его краткосрочного отсутствия, погибла Анна Смелая. А вечером его не было час с лишним. Жертвами стали девять человек. Вот их имена:

• Маргарита Василенко;

• Николай Бардахчиян;

• Лидия Романенко;

• Виктор Рожков;

• Николай Марченко;

• Александр Тарасевич;

• Федор Сайдашев;

• Владилен Мелещенко;

• Игорь Алексаньянц.

…Осень была для Николая Марченко знаковым временем года. Осенью на свадьбе друзей 24-летний Николай встретил будущую жену, спустя месяц — в октябре — они начали встречаться. Поженились осенью двумя годами позже. Еще через три года Дарья Марченко овдовела. Ее 29-летний муж стал самой молодой жертвой отключения кислорода в горбольнице № 20. До своего юбилея он не дожил меньше месяца.

А начинался 2020 год очень счастливо: на здоровье никто не жаловался, пара готовилась стать родителями. В апреле у них родилась дочь. Василису не спускали с рук, много качали — у обоих родителей разболелась спина. 16 июля Николай сказал, что боль отдает в грудной отдел. Подумал, что это очередной приступ остеохондроза. К августу боль усилилась, и Марченко обратился к участковому неврологу. Тот без обследования выписал уколы от остеохондроза. После недельного курса Николай пожаловался участковому, что у него регулярно повышена температура до 37,3. Врач успокоил Марченко: сказал, что так бывает, и отправил его на больничный.

Дарья беспокоилась, что лечение не помогало. По ночам муж не мог спать, сильно потел, начал подкашливать, у него увеличились лимфоузлы. Врачи выписывали антибиотик за антибиотиком. В середине сентября супруги подумали, что у Николая может быть коронавирус — и вызвали скорую. Первая его не госпитализировала: заподозрила «трахеит, возможно, бронхит». Вторая бригада предположила легкую пневмонию. Третья скорая приехала, когда у Марченко стал болеть и бок, — и мужчину наконец госпитализировали в отделение урологии БСМП Ростова. Анализы крови врачей насторожили: медики предположили, что у Николая лейкоз.

Томография выявила причину боли: в грудном отделе Николая Марченко росла опухоль. А повторный анализ крови подтвердил лейкоз.

21 сентября Николай Марченко с отрицательным тестом на ковид лег в гематологическое отделение горбольницы № 7. Прошел первый курс химиотерапии, получал поддерживающее лечение антибиотиками и компонентами крови.

2 октября в гематологии объявили карантин: обнаружили, что у одной из пациенток коронавирус. Дарья подчеркивает: после перенесенной химиотерапии у ее мужа не было иммунитета, он нуждался в стерильных условиях размещения. А его перевели в инфекционное отделение для больных пневмонией, несмотря на свежий отрицательный тест на ковид.

— Мы стучались во все двери, но нас заверили, что ничего плохого с ним не случится, он будет получать полноценное лечение, — говорила Дарья Марченко. — Коля был помещен в палату с четырьмя больными пневмонией.

Осенью 2020-го ростовские больницы были переполнены. Марченко поселили в палату, переоборудованную из кухни. Жили там в тесноте. Дарья требовала ограничить мужа от больных с пневмонией. Через несколько дней в палате с ними температура у Николая подскочила до 39,8 градуса.

7 октября Дарья добилась перевода мужа в отдельную палату.

9 октября ему сделали повторный тест на ковид.

10 октября пришел положительный результат, и Марченко перевели в горбольницу № 20 — медучреждение, полностью перепрофилированное под ковидный госпиталь.

11 октября в 22:50 Николай Марченко умер от отека легких. В отделении реанимации он пробыл всего пять часов.

В день смерти он был воодушевлен: Николая подключили к кислороду, дышать стало легче. Марченко подбадривал жену, что в «двадцатке» его вылечат от коронавируса, отеки спадут и станет легче. Но в 17:00 написал, что стало хуже и, вероятнее всего, его переведут в реанимацию, потому что КТ показало 76% поражения легких.

А дальше была тишина.

Следующим утром жена стала его разыскивать. Когда Дарья дозвонилась в реанимацию, ей сообщили, что вчера она стала вдовой. Николай даже не успел увидеть, как у их дочери прорезался первый зуб.

Дарья уверена, что смерти мужа можно было избежать, если бы его не заразили ковидом в тесной палате инфекционки.

Но и вечернего отсутствия кислорода тоже можно было избежать — если бы в больнице забеспокоились утром.

Сотрудники ГБ № 20 признались, что и до массовой гибели пациентов в больнице периодически случались паузы в подаче кислорода или падение давления. Тогда медики были вынуждены постоянно перераспределять кислород между пациентами, снижать его концентрацию в смеси, временно отключать одних людей от системы, чтобы помочь наиболее тяжелым пациентам. По информации источников редакции, в день инцидента кислород закончился и в реанимации, и в общем отделении госпиталя.

Врачи «двадцатки» отмечают, что кислород в больнице привозной. Когда его не хватало, приходилось дотягивать до следующей поставки. Как?

Аппарат для кислородной поддержки в ГБ № 20 — это колба с физраствором, шлангами и шкалой, на которой отмечены показатели: 5, 10, 15. Это литры в час, которые прибор выделяет пациенту. Баллон при этом не видно: шланги, которые к нему ведут, уходят в стену.

— Поначалу, когда кислород только поступает, мы его не экономим и используем нормально, ставим на 15. В критических ситуациях [руководители] нам пишут, что надо «прикрутить» пациентов и снизить кислородную нагрузку до 5, потому что в реанимации не хватает. На всех кислорода нет, люди умирают, — рассказывал прошлой осенью один из врачей.

— Многие без кислорода могут, если их перевернуть на живот и подождать, пока снова будет кислород. А если не прикручивать [подачу кислорода стабильным пациентам], в реанимации не хватает. А если в реанимации не хватает кислорода, то увозят в морг. Но чаще всего умирают сами от осложнений при ковиде, — отметил в 2020 году врач из «красной» зоны.

Так, накануне трагедии — 10 октября — реаниматологи написали в истории болезней одного из пациентов: «Общее состояние пациента ухудшается. Отмечается снижение SpO2 на фоне низкого давления подачи кислорода в системе».

Людмила Лесняк лежала в горбольнице № 20, когда кислород пропал. Ей не требовалась искусственная вентиляция легких (ИВЛ), но она была подключена к кислороду. Женщина утверждала, что еще накануне трагедии газ поступал с перебоями. Врачи научили пациентку «вставлять трубочку в нос» и подключаться к системе подачи кислорода, если начнутся проблемы с дыханием. Аппарат в палате Людмилы Лесняк работал на 10 литрах в час.

— В общем, 11 октября он мне понадобился, я его включаю, а этот прибор не работает. Я подумала, что «воды» не хватает (физраствор увлажняет подаваемый кислород. — Прим. ред.). Вышла из палаты, спросила у медсестры: «Что такое? Почему не работает?» А она говорит: «Временно нет кислорода, ждем подвозки. Должны сейчас подвезти». Это были ее слова.

…Последняя отметка в медицинском дневнике ростовчанки Анны Смелой сделана 11 октября в 09:30. Там сказано, что пациентка стабильна, находится в тяжелом состоянии, но в сознании.

Корреспондент 161.RU ознакомился с перепиской из чата врачей, которые дежурили в ковидном госпитале 11 октября. В 09:34 утра одна заведующая отделением моногоспиталя № 2 написала медикам: «Кислорода опять нет, уменьшайте». «Ок», — ответили ей.

Через 11 минут после сообщения о проблемах с кислородом Анна Смелая впала в кому. Спустя полчаса реанимационных мероприятий врачи констатировали смерть.

В горбольницу женщина поступила 7 октября. Ее состояние оценили как тяжелое, но стабильное. Дочь Смелой Людмила поступила в моногоспиталь двумя днями позже.

— Мы заболели в пыльные бури, как раз когда были проблемы с томографами, и очереди на КТ дожидались двадцать скорых. Маме КТ так и не сделали. Скорая отвезла ее в «двадцатку», сделали мазки, сразу положили на второй этаж, в реанимацию, — рассказала Людмила Александрова.

При поступлении сатурация у Анны Смелой держалась на уровне 63%, уточнил источник редакции. Женщине дали кислородную маску, но к ИВЛ не подключали.

— Сначала я лежала в коридоре, потому что всё было забито. Потом меня определили на пятый этаж. Маму я не видела. Но медсестры говорили, что она лежит нормальная, улыбается, разговаривает. Передавала мне приветы.

Анне Смелой было 89 лет, каждый год женщина ездила в санаторий из-за проблем с легкими. Но, по словам дочери, была «крепкой старушкой».

— Такая женщина свободная, работящая, минуту на месте не сидела. Лежать ей было трудно. В 7 утра я разговаривала с доктором, он жаловался: «Буянит ваша мама, срывает маску. Когда домой ее заберете?» А в десять с копейками позвонил сам. Сказал, что мама умерла.

Людмила выбежала из своей палаты и попыталась прорваться в реанимацию. Не верила, что мама ушла так внезапно.

— Выскочили врачи: «Кто вас сюда пустил, вы что, с ума сошли?» А я: «Пустите к матери проститься. Она же только что была нормальная! Что случилось?» Врач что-то говорил, объяснял, но я уже ничего не понимала, плакала на всю больницу. Только помню, что он сказал: «Тромбоэмболия, отек легких, внезапная смерть — раз, и всё».

Дочь пропустила похороны — ее выписали только 23 октября. Смелую хоронили внуки.

Главврач горбольницы № 20 Ваган Саркисян, занявший должность уже после трагедии, в интервью 161.RU признал, что вечером 11 октября кислорода не было целый час. Записи в медицинских чатах подтверждают, что час — это минимальный срок.

Первым в реанимации второго моногоспиталя скончался 64-летний Александр Тарасевич. Он умер в 22:20.

Еще в 20:30 дежурный реаниматолог, делая запись в дневнике пациента, оценил его состояние как тяжелое, но стабильное. Тарасевич поступил в горбольницу 8 октября, чувствовал себя плохо. Компьютерная томография выявила, что его легкие поражены на 80–85%. Мужчина находился на неинвазивной вентиляции легких.

За пять минут до гибели Тарасевича в кому впал еще один пациент — Федор Сайдашев. Ему шел 81-й год. В больницу мужчина лег 8 октября с критическим поражением легких (КТ-4). В 22:15 пациент впал в кому, через полчаса тщетных реанимационных мероприятий врачи зафиксировали смерть.

Внук Сайдашева Даниил Дроздов сказал корреспонденту 161.RU, что погибший был учителем. Он родился в забайкальском поселке Новая Чара, работал директором сельской школы.

— Очень хороший человек, советской закалки, крепкий. Я знаю, что он умер тогда, когда не было кислорода. Ужасная смерть. По этому поводу к нам приезжал следователь. Хочу, чтобы были найдены виноватые и кто-то за это ответил, — говорил Дроздов.

В 22:45 в кому впал третий пациент отделения реанимации — Владилен Мелещенко. Ему было 83 года. Мелещенко поступил в больницу 5 октября с 48% поражения легких — это КТ-2, мужчину сразу определили в реанимацию. В дневниках зафиксировано, что состояние пациента было тяжелым, но без отрицательной динамики.

— До пневмонии он был крепким и полностью мобильным: ездил в город, читал газеты, играл в шахматы. В сентябре ему стало тяжело ходить. Вызвали скорую, предложили госпитализироваться — не захотел. Сказал, что не будет в больнице лежать как дрова, — рассказывала невестка погибшего Светлана Мелещенко.

С каждым днем состояние мужчины ухудшалось. В семье уверены, что первым коронавирусом заболел Владилен, потом его сын, затем Светлана и их дочь.

У Владилена Мелещенко температура подскочила до 38. В пятницу, 18 сентября, Светлана вызвала врача, который назначил анализ крови — забор из пальца. Велела дожидаться медсестры, не покидая дома. В среду медсестры всё еще не было; Светлана пошла в поликлинику выяснять, в чём дело.

— Медсестра, знаете, к нам все-таки пришла. Через три недели после вызова — на следующий день после его смерти.

9 октября Светлане сообщили, что состояние свекра оценивается как стабильное, его нормализовали, и он чувствует себя лучше, чем при поступлении.

— Но о том, что он умер, не сообщили. Погиб вечером 11 октября, а даже 12-го ничего не сказали. 13 октября сама позвонила — спросить, как он себя чувствует, а мне сказали, что его больше нет. Я была в шоке. Спросила у врача, что с ним случилось. Тот сказал, что не знает, потому что смена была не его. Но я слышала слова подсказчиков: «Ничего не говори!» Это были слова не врача, с которым я разговаривала, а кого-то на заднем фоне.

Когда Светлана прочитала о перебоях в подаче кислорода вечером 11 октября, то сразу поняла: свекор попал в список жертв.

— Мы больше не видели его лица. Процедура похорон такая: договариваешься с компанией, они сами его забирают, кладут в закрытый гроб. Я передала компании его вещи, которые ему нравились, их положили к нему: очки — к голове, туфли — к ногам… В пакет, конечно, не лезли. На тело вещи не надевают.

В медицинском свидетельстве о смерти Владилена Мелещенко причиной указаны отек легких и двусторонняя полисегментарная пневмония.

Самому молодому из погибших в реанимации второго моногоспиталя было 56 лет. Игорь Алексаньянец поступил в горбольницу 5 октября с 52% поражения легких. Алексаньянец лежал на третьем этаже несколько дней, затем его перевели в отделение реанимации. Последнюю запись в дневник Алексаньянца врачи внесли в 20:10. Отмечалось, что состояние больного тяжелое и относительно стабильное, фиксировалась дыхательная недостаточность.

Согласно записям врачей, в 23:15 11 октября состояние Алексаньянца резко ухудшилось, он впал в кому. В 23:45 дежурный реаниматолог констатировал смерть.

— Для меня это очень большая рана, трагедия. Я потеряла мужа. Не хочу говорить об этом подробно — слишком больно, — заявила Елена Алексаньянц, вдова.

Виктор Рожков преподавал в учебном центре «Энергетик» больше 30 лет, готовил сотрудников энергосистемы. Мужчина был настолько одиноким, что в октябре 2020-го не нашлось родственников, которые бы его похоронили. Документы Рожкова выдали его коллеге и близкому другу Ларисе Король. Хоронили его коллеги-преподаватели.

Осенью 2020 года ковидом заболели многие сотрудники учебного центра. Рожков же только вернулся из санатория и был в приподнятом настроении. Коллеги вспоминают, что Виктор любил ходить в спортзал и следил за здоровьем. Коллектив отметил День учителя, а на следующее утро Виктор позвонил и сказал: «Мне что-то плохо».

Лариса Король навестила его, вызвала скорую — машину ждали 16 часов. За это время дважды приходил врач из поликлиники. Виктор уже тогда дышал с трудом.

Скорая забрала Рожкова в горбольницу № 7, там сделали тест на ковид. Спустя пару дней пришел положительный результат. Мужчину перевели в реанимацию, потом — в ГБ № 20, где открылся крупнейший городской ковидный госпиталь.

— Начну вспоминать — [впадаю] в ужасное состояние, — говорила Лариса Король. — Человека трое суток мотали по городу вместо того, чтобы помочь. А он жил почти напротив «двадцатки», в одной остановке. Почему нельзя было оказать помощь [сразу же]? Я уверена, он остался бы жив, если бы [начали лечить] было вовремя.

Она ходила на судебные заседания, слушала показания дежуривших в ту смену врачей-реаниматологов. Медики говорили, что кислорода не было около полутора часов и, кому бы они ни звонили — в кислородную, исполняющему обязанности главврача, — всё было бесполезно, пациенты просто умирали на руках врачей.

Реаниматологи моногоспиталя № 1 Артур Топоров и Владимир Ильченко заступили на смену с 21:00 до 03:00. Предыдущие дежурные сообщили им, что в системе начал пропадать кислород, но после звонка техникам ситуация исправилась. В таких случаях реаниматологи звонили в кислородную и врачам других отделений говорили «прикрутить» кислород, чтобы направить весь поток в реанимацию.

В отделении лежали 25 пациентов в тяжелом состоянии.

В первые сорок минут смены концентрация кислорода несколько раз падала. На звонки медикам отвечали, что ситуацию вот-вот поправят. Аппараты, не смолкая, гудели.

Через полчаса стало намного хуже. Резервные системы оказались не рассчитаны на такую нагрузку. Около 22:10 гул прекратился. Несколько секунд врачи думали, что опасность миновала; оказалось — наоборот, датчики поступления кислорода рухнули на ноль.

«Мы постоянно старались звонить в кислородную в надежде на положительный ответ и результат. Под „мы“ я подразумеваю как врачей, так и медсестер, — по той причине, что клинически все пациенты начали реагировать ухудшением на снижение кислорода в большей или меньшей степени, и рук на это не хватало», — отмечает в докладе реаниматолог.

«Состояние всех пациентов резко ухудшилось, данный факт отражен во всех историях больных, которые лежали в нашем отделении в тот момент. Период полного отсутствия кислорода длился около 40 минут, до 22:50», — говорится в докладе дежурных реаниматологов.

Сведения об отсутствии кислорода внесли в электронные версии истории болезней. «С 20:40 в кислородной системе отмечается постоянно низкое давление кислорода. С 22:50 ситуация усугубилась полным отсутствием кислорода в кислородной системе. В известность поставлен начальник госпиталя Титов Анатолий Петрович», — так звучит последняя прижизненная запись в дневнике одного из пациентов отделения реанимации.

Вот следующая: «Состояние резко ухудшилась, терминальное: уровень сознания — кома. <…> Фотореакции нет, пульс на общей сонной (бедренной) артериях не определяется, спонтанные дыхательные движения грудной клетки отсутствуют. На кардиомониторе — асистолия».

Так называют полное прекращение сердцебиения.

Редакция 161.RU получила документ, в котором указаны имена дежуривших в ту ночь двух реаниматологов «двадцатки» и фамилии пятерых погибших «при отключении медицинского кислорода»: Василенко, Бардахчиян, Рожков, Романенко, Марченко.

Все погибшие пациенты находились в стабильном, но тяжелом состоянии, сообщили корреспонденту 161.RU реаниматологи горбольницы. Все пациенты получали дыхательную поддержку только кислородной маской. Заинтубировали пациентов уже после того, как они впали в кому.

— У многих пациентов был высокий С-реактивный белок, плохая КТ, температура, значит, они были в «шторме». Безусловно, пациенты могли умереть и сами по себе. Здесь главная странность — то, что они погибли друг за другом, фактически одномоментно. Не помню, чтобы у нас еще были такие совпадения, — сказал один из реаниматологов горбольницы.

Его коллега отметил, что за некоторых пациентов точно можно было побороться.

— Внезапные смерти от тромбоэмболии не исключены, особенно когда переворачиваешь из прон-позиции (положения, когда пациент лежит на животе. — Прим. авт.) на спину. А переворачивать нужно в том числе для того, чтобы не было пролежней. Но чтобы так, друг за другом? Нехватка или отсутствие кислорода — это триггер, который добивает таких пациентов, — сказал реаниматолог.

В управлении здравоохранения Ростова-на-Дону редакции 161.RU сообщили, что 12 октября ГБ № 20 отчиталась о 13 скончавшихся пациентах, причина смерти которых «будет установлена по результатам патологоанатомической экспертизы». За предыдущие сутки там скончались 6 больных, а 14 октября — 5. Всего со дня открытия 5 мая и до 14 октября в госпитале при 20-й больнице умерли 274 пациента — на 12 октября пришлась 20-я часть всех смертей.

Несмотря на резкий всплеск смертности за сутки, официально в больнице и администрации Ростова проблем не признали. Когда 161.RU опубликовал новость о смерти пациентов на фоне полного отсутствия кислорода в госпитале, в горздраве заявили: эта информация «не соответствует действительности».

Сотрудники «двадцатки» сообщили, что после огласки в больнице начали проверку. Как считали источники 161.RU, врачей пытались сделать крайними.

Врачи утверждали, что после трагедии в горбольнице № 20 попытались сфальсифицировать документы. Медики общего отделения сообщили, что руководство больницы назначает «приближенных» врачей редактировать медицинские данные. Реаниматологи тоже отметили, что записи, которые они вносили вечером 11 октября, исчезли.

— В электронных версиях всё осталось, а вот в бумажных — исправлено. Я в этих историях не расписывался, — сказал Артур Топоров корреспонденту 161.RU.

Тогдашняя глава горздрава Надежда Левицкая заявила, что видела бумажные истории болезней, и отметок о проблемах с кислородом в них не было. Медики объяснили это корреспонденту 161.RU «чисткой» документов. При этом в электронных версиях историй болезни и дневников пациентов записи об отсутствии кислорода есть.

Новый главврач горбольницы № 20 Ваган Саркисян, возглавивший учреждение уже после трагедии, не увидел ничего предосудительного в правке медицинских документов.

— Истории можно дописать. Можно переписать. Для чего пишется история болезни? Для прокурора, — сказал Саркисян.

Заведующего отделением реанимации Бориса Розина эти слова возмутили. Розин вошел в «красную» зону 3 мая и прожил там почти безвылазно пять месяцев. Накануне трагедии завреанимацией ушел в отпуск.

В ту ночь ему позвонил дежурный реаниматолог Владимир Ильченко. Еще Розин разговаривал с и. о. заведующего отделением реанимации Сергеем Богдановым. Узнав, что кислорода нет во всей больнице, Розин посоветовал дежурным сделать отметки об этом в историях болезней, Богданову — написать рапорт главврачу.

— Слова Саркисяна о том, что врач волен изменить записи в историях болезни — это нонсенс. История болезни — это юридический документ, который не терпит никаких исправлений и переписываний. Это преступление, — говорил тогда Розин.

Факт отключения кислорода вечером 11 октября Саркисян признал. В интервью он подтвердил, что жизненно важного компонента не было целый час.

«Кислородный скандал» стоил главе минздрава региона Татьяне Быковской и главе горздрава Левицкой своих кресел. 27 октября — начальницу горздрава уволили, а Быковская ушла в отставку по собственному желанию.

Силовики изъяли электронные — неправленные — версии историй болезни. 30 октября обыски прошли в зданиях ростовского горздрава, Минздрава и по месту жительства Надежды Левицкой. В тот же день СК Ростова возбудил уголовное дело о причинении смерти по неосторожности двум и более лицам.

В ноябре заведующий отделением реанимации горбольницы № 20 Борис Розин уволился. По его словам, отставки потребовали «сверху»: ему велели написать заявление об увольнении, потому что Розин «залез в святая святых — закупки медоборудования» и защищал реаниматологов, дежуривших в ту ночь. Вслед за ним заявление написал Топоров и дежуривший с ним Ильченко; в знак протеста отделение реанимации покинули шесть сотрудников.

Время показало, что Розин не просто так критиковал «закупки медоборудования», которое согласовывало его начальство.

Через два года после трагедии УФАС подало в суд на компанию, которая в 2020 году поставила кровати в ковидный госпиталь при горбольнице № 20, следует из картотеки арбитражных дел. Ведомство установило, что ростовский горздрав сильно переплатил за оборудование.

Согласно судебным документам, контракт на поставку 100 кроватей подписала экс-глава горздрава Надежда Левицкая. Антимонопольщики сочли, что поставщики купили кровати по 216 тысяч рублей, а ГБ № 20 их перепродали на треть дороже — по 391 тысяче рублей за каждую.

В октябре 2020-го экс-замглавы администрации города по соцвопросам Елена Кожухова организовала пресс-конференцию перед корпусом горбольницы, где полторы недели назад до этого задыхались ростовчане. Там она назвала расследование 161.RU «фейком» и заверила журналистов, что надежность поставщика кислорода в горбольницу не вызывает сомнений.

— Проблем со снабжением кислородом нет. У больниц — и «двадцатой», и других наших лечебных учреждений — заключены контракты на поставку кислорода. Они исполняются в надлежащем виде, — сказала она.

Время показало, что Кожухова лгала.

Накануне трагедии ГБ № 20 заключила контракт с производителем кислорода — компанией «Оксиген». За 10 миллионов рублей компания обязалась поставить 23 тысячи кубометров кислорода.

После трагедии «Оксиген» потерял все свои контракты.

30 октября ГБ № 20 возглавил Ваган Саркисян. Через три дня горбольница перестала пользоваться кислородом «Оксигена». Саркисян сообщил корреспонденту 161.RU, что компания поставляла его в недостаточных объемах. 13 ноября Саркисян официально разорвал контракт с «Оксигеном» и пожаловался на компанию в прокуратуру, следует из данных портала госзакупок. «Оксиген» оштрафовали на 198 тысяч рублей.

Генеральный директор «Оксигена» Эдуард Аракелов так и не согласился поговорить с корреспондентом 161.RU.

Став главврачом «двадцатки», Ваган Саркисян задумал большой проект. Его реализация гарантировала, что подобной трагедии в горбольнице не повторится. Саркисян мечтал построить три газификатора кислорода.

— Получим положительное заключение экспертизы — начнем строить, — сказал Саркисян корреспонденту 161.RU в ноябре. — Это три больших резервуара с жидким кислородом запасом на месяц-два. Зачем это нам надо? Во-первых, чтобы ни от кого не зависеть, а во-вторых, так просто удобнее работать.

Но в феврале городские власти, ранее одобрявшие планы, передумали. В пресс-службе горздрава строительство газификаторов и капремонт назвали «нецелесообразным».

— Капитальный ремонт здания кислородного отделения с установкой газификатора переводит данный объект в категорию опасных производств, — объяснили корреспонденту 161.RU в пресс-службе горздрава.

При этом деньги на капремонт уже были выделены, следует из отчета об исполнении плана реализации госпрограммы региона «Развитие здравоохранения». Горбольница вернула в бюджет почти 29 миллионов рублей.

Уволившиеся врачи ГБ № 20 продолжили лечить ростовчан в других клиниках. Так, Артур Топоров устроился на работу в частную клинику.

«Благодаря профессиональному персоналу, в том числе Артуру Игоревичу, всё прошло просто замечательно! Во-первых, подход к ребенку очень понравился, доктор очень позитивный и добрый. Во-вторых, самое главное, что после наркоза и операции у ребенка отличное состояние и настроение. Ни тошноты, ни головной боли — небольшая слабость, что естественно. В палате весь день отдыхали, ели мороженое и смотрели мультики! Шикарно! Спасибо огромное, Артур Игоревич, за труд! Будьте здоровы», — пишет мама его пациентки.

Другой реаниматолог Владимир Ильченко устроился в частную клинику, где помогает ростовчанам появляться на свет.

«Роды моей мечты были с присутствием этого замечательного доктора. Владимир Александрович выполнил невероятно свою работу, на протяжении всех родов подбадривал, подсказывал, как дышать, держал за руку в трудные моменты. Чувствовалась мужская опора и уверенность. Я в полном восторге!» — пишет одна из его пациенток.

Борис Розин ранее говорил, что уйдет на пенсию, но без медицинской практики все-таки не остался. Сейчас реаниматолог работает в стоматологической клинике.

«Огромная благодарность за здоровье сына и мое спокойствие, на момент операции, при которой доктор давал наркоз, сыну не было еще месяца. Всё прошло идеально», — сообщила мама ребенка, которого Розин лечил в другой частной клинике.

На сайте отзывов есть и записи, сделанные во время работы Бориса Розина в горбольнице № 20.

«Выражаю огромную благодарность Розину Борису Григорьевичу и всей его команде. Ребята, вы — профессионалы от Бога, низкий вам поклон за спасение моего мужа! Вы вернули веру в порядочность и профессионализм наших докторов. Вы просто лучшие. Здоровья вам и вашим семьям. Храни вас Бог», — написала ростовчанка в период пандемии.

Расследование гибели пациентов ростовской горбольницы № 20 закончилось ничем. Во вторую годовщину трагедии Советский районный суд закрыл дело по «истечении срока давности». На этом настаивала подсудимая, ее адвокаты и даже прокурор. Возражения родственников погибших суд не стал слушать.

К 2022 году статью переквалифицировали на «халатность». В деле была единственная обвиняемая — экс-замглавврача по технике и хозчасти Анна Коленова. На суде она рассказала, что обращалась в управление здравоохранения, повторяя, что кислорода на всех пациентов нет. Но, по словам Коленовой, больнице отказали в приобретении дополнительных баллонов. Коленова утверждала, что основная причина трагедии — переполненность госпиталя, о которой она говорила чиновникам с августа, и не была услышана.

На заседаниях у обвиняемой Коленовой было три адвоката, говорит Светлана — невестка погибшего Владилена Мелещенко. Вместе с мужем — внуком погибшего — она посещала заседания.

Присутствовала и 11 октября, когда судья решил закрыть уголовное дело.

— [Прекратили] по ходатайству адвоката: истек срок давности и Коленова не признала своей вины. И с этим согласилась помощник прокурора, участвовавшая в рассмотрении этого дела, и судья. Но с этим решением не согласились присутствовавшие потерпевшие, — рассказывает Светлана Мелещенко.

— Система кумовства, коррупции и «знакомств» довела медицину до крайней точки. А в этой крайней точке можно хоть десять Коленовых посадить, и ничего хорошего от этого не будет, — считает заслуженный врач Борис Розин.

Он добавил, что ситуации, подобные пандемии ковида, могут повториться. А система здравоохранения к ним по-прежнему не готова.

«Конечно, мало было надежды, что виновные понесут наказание и в здравоохранении что-то изменится. Но всё же такой исход возмущает. Возмущает тот факт, что слушания и суд сделали впритык к исходу срока давности. То есть заранее лишили шанса на какой-то исход», — написала мне Дарья Марченко через несколько часов после закрытия дела.

Дарья внимательно следила за новостями о ходе расследования. Признавалась, что особых надежд не питала. Но надеялась, что за трагедией, унесшей жизнь как минимум девяти человек, последуют значительные перемены в ростовском здравоохранении, что в больнице появятся объемные резервуары для хранения кислорода или собственная подстанция, что госпитали не будут принимать пациентов больше, чем могут вылечить…

— Это был бы результат, — сказала она.