Петр Дранга, аккордеонист: «Звездой может себя считать человек, который вчера ничем не занимался, а сегодня ему подвернулась хорошая песня»

Кем быть? Такой вопрос перед ним не стоял никогда: его отец – известный аккордеонист, профессор Гнесинки, мать тоже всю жизнь занималась музыкой. В детстве Петя любил клеить модели самолетов. Общаться с животными. У него был полный дом зверей, вся комната была заставлена террариумами со змеями, аквариумами с рыбами, клетками с крысами и морскими свинками. Какое-то время у него даже жил крокодил по имени Степа, который нередко кусался… Еще он любил снимать кино на любительскую камеру, как сказали бы сейчас, артхаус – актерами и режиссерами были он и его сестры.

Музыкант-виртуоз уже доказал, что аккордеон – не забыт. Он смог вернуть этому инструменту былую популярность и не боится экспериментировать. Он молод, красив, талантлив, умен и любим всеми поколениями. На сцене он задорный и азартный, целиком погруженный в момент времени, вынося из него максимальное удовольствие – все это культура и воспитание, это его корни, это вера его родителей в сына в то, что аккордеон будет жить и дальше, пусть в несколько ином, более современном выражении. Доказательство тому – аншлаги на концертах и разновозрастная публика.

Интервью Петр дает редко и, как по-настоящему глубокий и образованный человек, мягко и грациозно обходит все неудобные вопросы. Причем отвечает искренне и интересно.

– Петр тебя часто называют виртуоз-музыкант. Не смущает ли или уже привык?

– Вы знаете, я не обращаю внимания. Не я сам себе эту приставку придумывал. А когда люди говорят «виртуоз» или что-то в этом роде…

– Вы не перебиваете?

– …я не перебиваю. Мне приятно.

– У тебя довольно необычная фамилия, тебе известны ее «корни»?

– Мой дед – грек, и когда-то наша фамилия писалась Дрангас, но со временем «потеряла» последнюю букву. Мама моя – ростовчанка, папа с ней в Ростове и познакомился, он учил ее игре на аккордеоне. У них был бурный роман, отец увез маму в Москву, где родились две мои старшие сестренки и я.

– Петр, в то время, когда ты рос, чтобы нравиться девочкам, нужно было уметь играть на гитаре. Ты со своим аккордеоном не казался себе «мужичком с гармошкой»?

– Совсем нет. Как раз в мое время гитарой уже было никого не удивить, пару-тройку аккордов мог зажать любой школьник. А аккордеон, наоборот, считался чем-то оригинальным. Когда я в 17-18 лет начал выступать по клубам, интерес был неподдельным. Потом в клубах стали делать фэшн-показы с аккордеоном, хаус-вечеринки с аккордеоном, и в итоге он стал очень модным этноинструментом, перестал ассоциироваться только с частушками, которые исполняют на завалинке. В компаниях, например, я играл на аккордеоне всё – от Роберта Майлса до Nirvana.

Дранга Петр Юрьевич родился 8 марта 1984 года в семье музыкантов. Отец – Юрий Петрович Дранга, профессор Гнесинской музыкальной академии, народный артист России, мать – Елена Кирилловна. Именно под влиянием отца-аккордеониста Петр начал заниматься аккордеоном.

В 1990 году поступил в музыкальную школу им. Рихтера, а в 1991-м – в среднюю школу №940 города Москвы.

В марте 1996 года стал лауреатом VI Московского открытого конкурса аккордеонистов, а в октябре того же года стал лауреатом Международного конкурса аккордеонистов в Кастельфидардо, Италия.

В настоящее время ведет активную концертную деятельность по городам России и Европы. Является основоположником нового стиля в инструментальном исполнительстве.

– Ты так легко двигаешься по сцене с инструментом... С тобой работает хореограф?

– Нет, это полная импровизация. Играя, я не задумываюсь, движение ли это для красивой картинки или так просит душа. Главное – гармония с собой. Многое зависит от настроения на сцене, от характера произведений.

– Знаю, что ты много времени проводишь в студии, а в свободное время как отдыхаешь?

– Занимаюсь спортом. Профессия музыканта требует от меня хорошей физической формы. Я отдаю предпочтение так называемой силовой гимнастике – это гантели и турник. Упражнения для укрепления мышц спины нужны для того, чтобы не сорвать спину во время выступления. Из всех видов спорта мне больше всего нравится фигурное катание. Это настоящее искусство, такое же, как и музыка. Очень нравится подводное плавание. Я вообще очень многое, что с водой связано, люблю.

– Петр, ты классно играешь, а петь не хотелось?

– Я могу это сделать. Мне нравится петь. И я рассматриваю такой вариант, что я не только сыграю свою музыку, но и спою сам. Но пока я не вижу в этом необходимости. Возможно в будущем я воплощу эту идею. А пока у меня другие планы, не связанные с вокалом.

– Сколько у тебя аккордеонов? Дорогие?

– Пять. Дорогие.

– На твой взгляд, с чем можно сравнить аккордеон?

– С хорошей машиной. Хотя я думаю его нельзя ни с чем сравнить. Он бесценен.

– А правда, что ты сам моделируешь себе костюмы, подбираешь их к аккордеону или аккордеон к костюму?

– Да. Всеми этими вопросами я занимаюсь сам. И я моделирую, рисую. Потом выбираю девчат, фабрику, кто это будет делать, и так далее и тому подобное.

– У тебя много поклонниц? Ты их замечаешь?

– Много! Замечаю! Глаза, чистый взгляд, помыслы, интеллектуальный отпечаток на лице сильный часто замечаю. У меня очень много было смешных моментов. Например, девочка подходит ко мне и сходу кусает меня за ухо. Прямо, как к родному подходит, обнимает и меня за ухо кусает. Я говорю: «Привет» А она дальше продолжает мне ухо кусать, кусать, целовать. Я говорю: «Подожди, ты кто?» – «Я никто. Вы просто мне нравитесь». – «Мы не знакомы?» – «Нет, мы не знакомы». Очень смешно было. Вот такого, честно говоря, боюсь. Потому что не понимаю, чего ожидать.

– Петр, я мама двоих детей, бабушка и не понаслышке знаю, как трудно заставить ребятишек заниматься чем-то «серьезным» и «скучным» в их представлении. Как ты, будучи ребенком 7-8 лет, мог проводить столько часов за игрой? Что это – врожденное чувство к музыке или родительский диктат?

– Тут все вместе. Во-первых, есть определенная система в подходе к занятиям: это не может быть восемь беспрерывных часов, потому что у ребенка просто не выдержит психика. Делаются 45-минутные сеты, с перерывом на 15 минут, когда ты переключаешься на любую другую сферу деятельности. Что касается врожденных качеств, то, конечно, ребенок должен с детства уже владеть такой чертой, как большое трудолюбие. Она прививается, но к ней должны быть предпосылки. У меня предпосылок к этому практически не было вообще. Я был настолько неусидчивым ребенком, что рвался со стула через две минуты. Занятия только начинались, а я моментально терял к ним интерес, мне хотелось делать что-то другое. Пришлось родителям воспитывать во мне усидчивость.

– Не обидно было, когда сверстники гоняли в футбол, а тебе приходилось часами разучивать партии?

– Было обидно, очень… Но ничего, пережил! Футболист из меня вряд ли получился бы. (Улыбается.)

– А о другом инструменте не мечтал?

– Что значит «не мечтал»? Я неплохо играю на гитаре, на барабанах. Раньше я пел в панк-рок группе и играл там на бас-гитаре. Это очень мне пригодилось: сейчас пишу все инструменты сам в студии. Моего умения достаточно для того, чтобы воплотить свои музыкальные идеи.

– Петр, ты ощущаешь себя звездой?

– Звездой может себя считать человек, который вчера ничем не занимался, а сегодня ему подвернулась хорошая песня, и он стал известен. Вот здесь есть риск, что голова закружится от резкой смены образа жизни, и человек почувствует себя звездой. В моем случае это исключено полностью. Абсолютно. Я ремесленник, я знаю, что такое тяжелый многолетний труд.

– Слушатель, поклонник Петра Дранга, он какой?

– Очень хороший, достаточно наполненный человек. Меломан, в первую очередь. Человек, у которого есть очень сильная тяга ко всему новому. Который ищет в музыке какие-то новые ходы и нюансы, и которому интересно познавать, что в нашем мире происходит сегодня. Наверное, это такая категория людей. Притом по возрасту я бы вообще не разделял: на моих концертах бывают и трехлетние, и люди самого взрослого возраста.

– Мешает ли творчество личной жизни?

– У творческого человека спрашиваете, мешает ли творчество личной жизни! Мешает ли личная жизнь творчеству, имеете вы в виду? Шутка. Я хочу сказать, что мне она помогает. Любовь всегда помогает.

– Вопрос от моего мужа Сергея, профессионального водителя. Вот ты сказал, что аккордеон можно сравнить с хорошим автомобилем, а с чего начинался твой водительский стаж?

– Я научился водить еще подростком. У нас был совершенно чумовой «запорожец», без крыши, с какими-то невероятными лавками вместо сидений. И мы с друзьями и девушками катались на нем в деревне. Иногда в салон набивалось до девяти человек, и мы гоняли по округе, прыгали по кочкам. Было дело, машина даже переворачивалась, но никто не пострадал – скорость была слишком низкая. Помню, однажды наш «запорожец» встал на бок, все оттуда повываливались, и ни у кого не было ни единой царапины – только смеялись потом еще полдня.

– А когда получил права, продолжил упражняться в экстремальной езде?

– К сожалению, после получения прав я резко остыл к вождению как таковому. Сейчас я в основном пользуюсь услугами водителя. Особенно в случае, если поездка связана с работой. Сам я за руль сажусь только в том случае, когда хочу расслабиться, отдохнуть, поехать куда-то покататься. Так что по Москве я машину практически не вожу. Я не фанат пробок, да и вообще часто засыпаю прямо в салоне. Моего водителя, кстати, тоже зовут Сергей, и он работает со мной довольно давно, уже около пяти лет, он для меня даже больше, чем член семьи, потому что он помогает во всем, очень исполнительный, деликатный, понимает меня с полуслова и во всем поддерживает.

– Лето прошло. Где, по-твоему, лучшие пляжи в мире?

– Я успел побывать в Майами, в Италии, но наибольшее впечатление на меня произвели Сейшелы и Мальдивы, потому что они стоят практически на экваторе, в сердце мира. При этом я поклонник дикой природы. Я не люблю пляжи с лежаками и зонтиками. Достаточно, чтобы был песок и океан, и ты наедине с природой. Люблю, когда нет толпы и можно зарыться в песок, или лечь так, что тело у тебя в океане, а голова на берегу, и так пролежать часа два-три, витая мыслями где-то в облаках.

– Где-то прочла, что ты считаешь, что самые лучшие аккордеоны в Италии. А где самые красивые девушки?

– В России. Конечно, бешеной собаке семь верст не крюк, и за своим счастьем можно отправиться и за семь морей, но в итоге ты все равно найдешь его в России.

– В сочетании виртуозной игры на инструменте и эмоциональной подачи со сцены родилось новое направление, которое критики уже назвали «Дранга-стиль». Что это?

– Дранга-стиль? Для меня это – то, что я делаю на сцене. Это и является моим собственным, ни на кого не похожим стилем. Потому что если бы я играл, к примеру, только хаус или наоборот какую-нибудь неаполитанскую музыку или аргентинское танго, тогда бы я себя приписывал к людям, которые играют тот или иной стиль. Придумывать свое – это тернистый путь, это трудно, но и всегда интересно.

– А твой сценический образ как-то продумывался?

– Я не задумывался над тем, чтобы создать какой-то определенный образ. Он органичен со мной – на сцене я такой, какой есть в обычной жизни. Не было такого, чтобы я себя сильно изменял, мне было так удобно.

– Откуда черпаешь вдохновение?

– Природа вдохновляет: лес, вода, речка. Любовь очень сильно вдохновляет, она вообще на первом месте. Вдохновляет само ощущение, что я рожден на этот свет. Ведь это большой подарок от жизни, когда человек рождается на свет. Но чтобы воплотить в жизнь из ста идей сто оригинальных выходов, все, что хотел изначально сделать, для этого нужно еще расти и расти.

– Ты участвовал в телевизионном проекте «Танцы на льду». Что он дал тебе?

– Выдержку дал, какие-то «синячки» дал. Появилась огромная настойчивость. Честно сказать, такой have fun. Очень клево и прикольно. Четыре месяца на это можно потратить.

– А правда ли, что во время этого проекта между партнерами возникали романы?

– Правда. Но со мной такого не случилось. У меня был роман со льдом и с проектом, но не с партнершей.

– Петр, большинству поклонников, а точнее поклонниц, будет интересно немножечко и о личной жизни узнать…

– Может быть, кому-то и будет интересно узнать, но я об этом никогда не говорю. У меня есть много других аспектов, которыми я могу быть интересен своим поклонникам и слушателям и вообще людям, что-то обо мне знающим. Говорить о личной жизни – это цепляться за последние «корешки». Если ничем ты не интересен, тогда рассказывай про свою личную жизнь. Человек, которого ты любишь, только он заслуживает право знать, что ты его любишь. Почему про это должен знать еще кто-то? Мне кажется гораздо глубже и правильнее не выставлять личную жизнь напоказ. Это личная жизнь, это интим.

– На концерте Сергей Дроботенко рассказывал историю о том, как ты вошел в самолет с рюкзаком на спине, в котором лежал аккордеон, при этом пошутил, что это парашют, и что тебе просто нужно выходить чуть раньше. Слышал ее?

– Да, правда, такая история была. Сергей ее хорошо рассказывает.

– А какие у вас с ним отношения и «Аншлагом» в целом?

– У меня со всеми хорошие отношения, мы боевые товарищи по цеху. С Сергеем мы знаем друг друга более восьми лет, и для шоу-бизнеса это достаточно много. Постоянно общаемся, рассказываем что-то новое, поддерживаем друг друга. Есть объединяющие мероприятия, например, «Юрмала», где мы несколько дней вместе живем в одной гостинице, выступаем на одной площадке. Там, кстати, происходит много курьезных ситуаций. Одну вот помню: перед выходом на сцену надел красивый синий пиджак кожаный, еще ни разу в нем не выступал. Стою поправляю ремешок на аккордеоне – свожу лопатки, и вдруг у меня по шву все расходится. А сзади голос Дроботенко: «Петя, я же говорил тебе не покупай вещи на Черкизовском рынке». Мне так смешно стало, а через секунду выходить.

– Ты играешь ряд песен, которые «осовременил». Не боишься однажды оказаться в студии у Гордона или еще у кого, как хор Турецкого, где тебе скажут, что ты извращаешь великое?

– Я не думаю, что помнить творчество отдельных композиторов, доносить его до публики и популяризировать – это каким-то образом плохо. У нас существует насколько классических баз: Бах, Моцарт, Бетховен, то есть та музыка, на которой люди учатся. Но время идет, появляются новые композиторы, а о старых могут забыть. А интерпретации хора Турецкого мне нравятся, потому что это достаточно профессиональный коллектив, который может себе это позволить. Здесь главное – без фанатизма.

– Чувствуешь ли ты свое исключительное положение в ряду современных российских музыкантов?

– Каждый человек просто обязан чувствовать свою исключительность. И, честно, я ее чувствую не потому, что моя игра нравится людям. Есть вещи поважнее.

– В начале своей звездной карьеры оперная певица Анна Нетребко устроилась в Мариинский театр уборщицей и лишь затем стала солисткой этого театра. А зачем, уже будучи победителем международных конкурсов, ты работал уборщиком?

– Решил вкусить другую сторону жизни. И это помогло мне стать крепким и закаленным. В то время мне было 13 лет. И я хотел самостоятельности. Обременять родителей лишними просьбами по поводу денег мне не хотелось. Я знал, что им самим в те годы было очень нелегко. Ведь это же были печально знаменитые 90-е, когда музыканты, если не меняли профессии, то жили сами знаете как. Вот я и стал уборщиком. Но в этом качестве проработал недолго и закончил свою трудовую деятельность в салоне старшим дизайнером. Салон был с аквариумами, и я их оформлял.

– Ты выступал в юмористической программе в дуэте с Максимом Галкиным. Нет желания стать участником серьезного музыкального проекта?

– На мой взгляд, дуэт с Максимом был хорошей первоапрельской шуткой. Что касается серьезных программ… Есть у меня идеи относительно дуэтов с хорошими виолончелистами и скрипачами. Моя мечта – сыграть с симфоническим оркестром на телевидении, чтобы это увидела вся страна.

– Петр, поклонники подарками балуют?

– Не скрою, подарков много, но есть среди них особенно для меня ценный. Одна из моих поклонниц сделала статуэтку – Петр Дранга с аккордеоном. Портретное сходство потрясающее! Правда, статуэтку эту она хранит у себя дома, а фотографии ее на сайте разместила.

– В одном из интервью ты упомянул в числе любимых книг произведения Ремарка. Чем близок тебе этот писатель?

– Он научил меня очень важному – не осуждать людей.

– Какой, как тебе кажется, главный твой недостаток?

– Главный мой недостаток – это недостаток внимания. Не в смысле отношения к людям, нет. А в том смысле, что мне бывает сложно сосредоточиться на чем-то в течение длительного времени. У меня... Как бы это сказать получше… Не слишком большой «лимит внимания», и когда он заканчивается, мне лучше просто поспать, иначе работать становится трудно.

– Не секрет, что у тебя много поклонниц. Что бы ты им пожелал?

– Чтобы рядом с каждой из них всегда был человек, при взгляде на которого будут сиять ее глаза. Желаю каждой женщине чувствовать себя самой красивой, нужной и защищенной любовью.